Владимир Гальетов
Детский фасилитатор
 | Этим летом 2016 года я участвовал в нескольких лагерях, по своей направленности так или иначе связанных с человекоцентрированным подходом Карла Роджерса. В этих лагерях я получил наиболее богатый опыт взаимодействия с детьми в своей жизни в качестве фасилитатора*. *Фасилитатор [англ. facilitator, от лат. facilis — «лёгкий, удобный»] — это человек, обеспечивающий успешную групповую коммуникацию, работая в человекоцентрированном стиле. |
Я общался как со знакомыми мне детьми, так и с незнакомыми (дети были, в основном, доподросткового возраста, начиная с младших дошкольников). В начале отношений с незнакомыми детьми я волновался – «смогу ли я наладить отношения с группой детей, которые видят меня в первый раз?» Меня беспокоила не процедура формального знакомства, а установление контакта именно с целью реализации человекоцентрированного стиля.
Когда отношения были успешно налажены, я заметил некоторую особенность, благодаря которой, как мне кажется, это удалось эффективнее. В какой-то момент мы общались с небольшой группой (2-4 человека) детей, выясняли, чем мы хотим заняться, чтобы все были довольны, играли в волейбол, искали улетевший мячик (только и всего). Впоследствии я увидел, что отношения с гораздо большей группой складываются сами собой, то есть, построенные отношения в малой группе затем как бы перебрасываются на больший коллектив, так как дети общаются между собой, делятся своими переживаниями (включающими мое с ними взаимодействие). И между собой они взаимодействуют моментально, пропуская саму процедуру формального «знакомства» - для эффективной коммуникации всё, что им требуется - только знать имя человека. По мере моего всё большего взаимодействия с детьми в человекоцентрированном стиле, они начинают сами улавливать его, воспринимать.
Когда отношения были успешно налажены, я заметил некоторую особенность, благодаря которой, как мне кажется, это удалось эффективнее. В какой-то момент мы общались с небольшой группой (2-4 человека) детей, выясняли, чем мы хотим заняться, чтобы все были довольны, играли в волейбол, искали улетевший мячик (только и всего). Впоследствии я увидел, что отношения с гораздо большей группой складываются сами собой, то есть, построенные отношения в малой группе затем как бы перебрасываются на больший коллектив, так как дети общаются между собой, делятся своими переживаниями (включающими мое с ними взаимодействие). И между собой они взаимодействуют моментально, пропуская саму процедуру формального «знакомства» - для эффективной коммуникации всё, что им требуется - только знать имя человека. По мере моего всё большего взаимодействия с детьми в человекоцентрированном стиле, они начинают сами улавливать его, воспринимать.
| Человекоцентрированный подход, по моему мнению, подразумевает построение недирективных, ненасильственных отношений между участниками сообщества, доверие процессу общения между ними, понимание потребностей каждого из них с целью выбора наиболее оптимального для всех решения. Другими словами, создание условий для роста, становления гармоничного человека, умеющего строить с людьми и самим собой удовлетворяющие его отношения. Мне кажется, что процесс такой работы можно назвать, в некотором смысле, групповой психотерапией, проходящей, однако, в непосредственно жизненной обстановке. | Именно благодаря такой передаче стиля возможны, в дальнейшем, такие детские проявления, как самостоятельная инициатива разрешения возникающих конфликтов оптимально для всех его участников. То есть этому не нужно учить, все происходит само собой, подобно тому, как клиент в процессе психотерапии по К. Роджерсу все больше открывается своему опыту, осознает его, движется к становлению, принятию себя, благодаря соответствующему принимающему, понимающему поведению терапевта. |
Дальше свой опыт хочу описать в более свободном, образном стиле, в виде следующих зарисовок.
| …В общении с ребенком иногда я повторяю то, чем он делится со мной, что он мне говорит. - Я построю здесь маяк из камней! - Здесь будет маяк?.. - Да, он будет предупреждать корабли об опасности. Это не является какой-то застывшей «фишкой», приемом, и, конечно, это не просто повторение. Я пришел к такому способу бессознательно, и, осознавая сейчас, что это, я понимаю, что даже таким образом я могу проявлять эмпатию, понимание его внутреннего мира, как бы погружаться в состояние ребенка, при этом давая ему понять, что я с ним, я строю для себя такой же мир в своем воображении. Я ощущаю эффективность такого понимания; наблюдая за своей сестрой и ее отношениями с детьми, к своему удивлению, я заметил, что и она использует это. Еще раз замечу, что от повторения, «отзеркаливания» этот способ отличается осознанностью, внутренней работой. |  |
 | …Иногда я просто не могу ничего сделать, чтобы ребенок перестал плакать. Совсем. Я отдаю себе в этом отчет, как и в том, что я не могу заменить ему родителя, даже на время. Я также знаю, что плач – это не то, что я считаю чем-то плохим, именно поэтому я стараюсь воспринимать его просто как что-то, требующее моего повышенного внимания. Я понимаю, что важно факт плача сейчас принять для себя, осознать и отпустить возможное чувство вины внутри, чтобы продолжать быть в контакте с собой и ребенком. Я уверен, что даже плача, ребенок не возводит глухой эмоциональной стены между собой и внешним миром. |
| Здесь также я ощущаю большую важность моей эмпатии – я не бросаюсь ему на помощь сломя голову, если только обстоятельства не требуют такой срочности. Я признаю (и это тоже очень важно!) за ним целостную личность, способную решать свои внутренние и внешние проблемы, предоставляя себя и свои способности, возможности как ресурс для их решения, однако, не навязывая их. При этом я также осознаю, что иногда все, что ему нужно – это внимание к нему, сочувствие. Тут я ориентируюсь на свои внутренние субъективные ощущения. Здесь, я полагаю, на меня повлиял стиль моей мамы; глядя на то, как она ведет себя с плачущими детьми, и, помня, как она вела себя со мной в детстве, я бессознательно выработал свой собственный. |
| …Безусловно важными являются вопросы безопасности. Я согласен с мнением, что здесь необходимо сформировать уникальную для каждого случая систему правил, отвечающую текущим условиям, возможным опасностям и т.д. Поначалу и в основном, создателями и «хранителями» правил являемся я и другие взрослые, поэтому я призываю себя и Вас, уважаемый читатель, чутко относиться к ним, так как правила, ограничения и взаимодействие с ними, как мне кажется, влияют на то, как ребенок будет строить свои отношения в дальнейшем. Это важно как для него, так и для других. Будет ли он уважать свободу другого? Будет ли он осознавать необходимость тех или иных ограничений? И что имеет большое значение сейчас для меня и может, для Вас – будет ли ребенок уважать меня как законодателя и «хранителя»? Будет ли видеть за этими ролями человека, и мое беспокойство за него и за других людей? Важно именно так и выражать это – «Я ощущаю беспокойство за то и за это, и поэтому хочу ввести такое-то правило». Это отличается от постановки ограничения в стиле «потому что так нужно» и «я так сказал, а я знаю лучше тебя, потому что я старше», не правда ли? Между тем, я призываю не быть «блюстителями порядка», не обязательно загонять себя и ребенка в жесткие рамки (опять же, если речь не идет о жизни и здоровье). Например, я ощущаю, что мне важно признать перед ребенком свою ошибку в каких-либо договоренностях, и я замечаю, что ребенок не говорит мне: «Ах, ты, такой-сякой, придумал мне дурацкое правило, почему я должен его тогда выполнять?». Он абсолютно спокойно воспринимает то, что взрослый, так же как он, пробует и ищет, к чему-то стремится и иногда у него не получается. И здесь я плавно перехожу к теме идеальности. |
| …В попытках быть хорошим педагогом, другом, человеком я хочу признаваться как ребенку, так и себе, что я сейчас не так хорош, как хотел бы. Я уже упоминал, что это позволяет сохранять контакт с ребенком, быть понятным ему, что, в свою очередь, побуждает и его раскрываться и лучше понимать, как он хочет строить отношения с миром, что у него есть сейчас внутри, чем он хотел бы поделиться (снова аналогия с клиент-центрированным подходом в психологии Роджерса). |
| …У меня бывают моменты, когда я теряю себя в отношениях с детьми и начинаю работать «для детей» а не «с детьми». Например, я сопровождаю группу из пяти человек. Проясняю пожелания. Двое хотят играть в футбол, один хочет просто пинать мне мяч, чтобы я пинал ему обратно, еще двое хотят лезть на дерево. Некоторое время мне это даже удавалось делать одновременно, однако потом я понял, что вдобавок соблюсти безопасность лезущих на дерево мне вряд ли удастся. Иногда это происходит из-за излишней симпатии к ним, иногда из-за невысокого уровня осознанности себя, и тогда я позволяю им больше, чем хотел, или хочу что-то сделать для них в ущерб своим интересам. Здесь я хочу предостеречь и себя на будущее, и Вас. Приглашаю нас задуматься – а на что мы работаем в таком случае? Что касается меня – я хочу жить в обществе, где каждый его участник заботится о том, чтобы ему нравилось то, чем он занимается, без ущерба для другого. Поэтому я призываю нас, не забывая о потребностях детей, не забывать и о своих. И в этом опять видение в ребенке человека, способного учитывать потребности другого, в том числе и взрослого. |
…Еще одним проявлением эмпатии, погружения во внутренний мир ребенка для меня стало включение собственного, давно забытого игрового воображения (это когда ты видишь в палочке, яме или листиках нечто большее, нежели палочку, яму и листик, а, например, пистолет, колодец и деньги). Я понял, что, взаимодействуя с ребенком, достаточно легко «заразиться» такими вещами. Например, в одном из лагерей мы с тремя ребятами практически на абсолютно голом галечном пляже создавали и реализовывали идею разбития некоего убежища, для которого наша фантазия требовала построить забор, вырыть колодец, обследовать ближайшую местность. В процессе решались различные проблемы и задачи, начиная от межличностных разногласий и заканчивая такой, что если наливать воду в колодец, выложенный камнями, то она уходит в землю между ними. Я думаю, что серьезное отношение к их идеям, взаимная игра может сильно усиливать творческую и инициативную их сторону. Для меня это в большей мере способствовало пониманию их чувств и потребностей. Такие игры ведь в будущем просто приобретают больший масштаб, игрушки становятся больше, а привычка строить отношения сохраняется. Мне кажется, опытные воспитатели здесь со мной согласятся, а вот для родителей, которых иной раз я вижу на улицах, мне кажется, такое серьезное (даже, скорее, внимательное, эмпатичное) отношение могло бы стать ближайшей зоной роста.
Подводя итоги этих зарисовок, обобщения моего опыта, я хочу сказать, что в отношениях в первую очередь мне важно позиционировать себя как человека. Что это значит? Например, как заметил Карл Роджерс, описывая практику своих терапевтических отношений с клиентами, наибольших результатов он достигал с теми, с кем ему удавалось наиболее полно развить именно человеческие отношения, а не отношения «терапевт-клиент». На примерах, которые я изложил выше, многое сводится к тому, чтобы строить отношения с ребенком не по типу «взрослый-ребенок», «педагог-ученик», «удовлетворяющий-удовлетворяемый», или даже «умный-дурачок», а - «человек-человек».
| Фото www.flickr.com | 22 августа 2016 года |
